Одиннадцатый месяц

Во власти инстинкта

После родов, отлежав положенное вре­мя со льдом на животе, я наконец оказалась в палате. В ожидании малыша я неожиданно для себя самой задремала. Когда просну­лась, небо уже начало розоветь. Я поверну­ла голову — никого нет.

«Малыша не принесли — значит, что-то случилось!» — пронеслось в моей голове. Опираясь на локоть, я медленно села — пе­ред глазами тут же замаячили серые мушки.

«Интересно, можно ли мне вста­вать?» — Я осторожно спустила ноги с кро­вати и, держась за спинку, приняла вертикальное положение. Как будто ничего ужас­ного не произошло, вот только мухи никак не желали оставлять меня в покое. Путаясь в халате и спотыкаясь о тапочки, я выползла из палаты, держась поближе к стене. Доб­равшись до ординаторской и растолкав сон­ную медсестру, я, глотая подступающие сле­зы, прорыдала:

— Скажите, что с моим ребенком? Девушка мгновенно проснулась:

— Какая палата?

— Семнадцатая, — всхлипнула я, пыта­ясь догнать сорвавшуюся с места медсестру.

Она домчалась до палаты, и, резко толкнув дверь, затормозила. Затем, оглянувшись на меня, строго поинтересовалась:

— Это вы Соловьева?

Сердце бухнуло где-то в районе пяток, во рту неожиданно пересохло, и я смогла толь­ко покивать головой.

— Ну и что за паника? Вы ведь родили поздно ночью, и вам дали возможность пос­пать, отдохнуть после родов. А малыша по­местили в общую детскую палату, — медсе­стра протиснулась мимо меня в дверь и, вор­ча, двинулась в сторону ординаторской. — Вот и спала бы себе, нет — бегает по кори­дорам, вопит, людей будит. А у меня, между прочим — вторые сутки...

— Извините, — пробормотала я и, набравшись смелости, спросила у удаляю­щейся спины: — А когда же мне принесут малыша?

— Кормление в шесть, тогда и принесут...

Успокоенная, я вернулась в палату и сно­ва улеглась на кровать. Удивительно, но спать совершенно не хотелось, хотя в ночь перед родами я тоже практически не спала. «Это во мне проснулся материнский инс­тинкт», — удовлетворенно подумала я, гля­дя на разгорающуюся зарю. Промаявшись с полчаса, я снова подскочила. Еще так долго ждать, сейчас всего 5:15. Выглянув из пала­ты, я воровато огляделась и направилась в сторону доносящегося детского плача — на­до думать, там и находится общая детская палата.

За большой стеклянной стеной стояли ряды тележек с крохотными белыми свер­точками внутри. Одни малыши сладко спали, другие громко ревели, широко разевая свои беззубые ротики.

«Наверное, мой кроха тоже плачет, и по­жалеть его некому», — сердце сжалось, и я робко постучала в приоткрытую белую дверь.

— Сюда нельзя, — сказал суровый голос. Я поспешила прикрыть дверь, оставив

небольшую щелочку:

— А можно мне забрать ребеночка? — забубнила я, приникая к щели.

— Кормление через полчаса, — отрезал голос.

— Ну пожалуйста, — заныла я. — Ну что вам стоит...

Дверь резко распахнулась, и я буквально упа­ла в объятия обладательницы сурового голоса.

— Вы Соловьева? — поинтересовалась она, пряча улыбку в уголках глаз. — О вас уже легенды по роддому ходят. Что ж, заби­райте свое сокровище.

Мгновение спустя у меня в руках оказался крошечный сверток. Егорка мирно спал. По­забыв о благодарности, я, едва дыша, повезла его в палату. Через несколько минут малыш завозился. Устроившись поудобнее на крова­ти, мы приступили к завтраку. Почмокав нем­ного, малыш снова уснул. Положив его в кро­ватку, я почувствовала, что тоже безумно хочу спать. Что ж — мой кроха рядом, он сыт и спокоен, значит, можно и мне отдохнуть.

Неожиданное желание

Наконец настало утро, о котором я меч­тала все пять дней, проведенных в роддоме, — нас выписывали домой. Дежурная медсе­стра ловко облачила Егорку в памперс, лег­кий комбинезончик и симпатичный чепчик, собственноручно связанный Катькой специ­ально для этого важного дня. Я же нацепила брюки, которые носила во время беремен­ности. Надо заметить, что они оказались мне не так уж и велики. Остается надеяться, что это явление временное. Майку тоже приш­лось одеть попросторнее, потому что из-за постоянно прибывающего молока моя грудь изрядно увеличилась в размерах, и я самой себе напоминала некую экзотическую вос­точную красавицу.

Раздвинув жалюзи, я выглянула в окош­ко приемного покоя. Перед входом нервно метался Олег, с торжественными лицами стояли новоиспеченные бабушки-дедушки, Катька нетерпеливо поглядывала на дверь. И вот мы вышли. Мама тут же взяла у меня Егорку, чтобы я могла принять букеты и поздравления. Минуту спустя я заметила, как мама что-то нежно шепчет малышу, и в тот же миг почувствовала острый укол рев­ности. Всучив цветы Катьке, я пробормотала нечто нечленораздельное, забрала малыша и уселась в машину. Было безумно стыдно, но я ничего не могла с собой поделать. Надо же, ревную малыша к собственной матери!

Дома я уложила Егорку в симпатичную плетеную корзинку. Она совсем маленькая, и в ней малыш наверняка будет чувствовать себя уютней, чем в кроватке. Наконец мы сели пить чай.

— А вы, я смотрю, обои переклеили, — констатировала свекровь. — Только не пой­му, почему они розового цвета, неужто де­вочку ждали? Да и пеленки какие-то стран­ные, сплошь оранжевые...

— Вовсе не странные, — авторитетно заявила я. — Находясь в утробе матери, ре­бенок периодически открывает глаза и все, что он видит в это время, имеет оттенки ро­зового и оранжевого. Привычные цвета ус­покаивают новорожденного, вызывая ассо­циации с тем временем, когда ему было хо­рошо, тепло и уютно.

— А вот у Олежика в детской были зеле­ные обои с фиолетовыми цветочками, и они ему очень нравились, — обиженно поджала губы Иветта Тихоновна.

Наконец гости разошлись, Олег умчался на совещание, и мы с Егоркой остались одни. Малыш проснулся, я взяла его на руки и принялась напевать песенку, которую часто пела во время беременности. Интересно, помнит ли он ее? Узнает ли? Егор внима­тельно разглядывал потолок, и по выраже­нию его лица было совершенно невозможно догадаться, о чем он думает. Неожиданно ма­лыш сдвинул бровки и громко заплакал.

«Неужели песенка не понравилась?» — удивилась я. И тут, бросив взгляд на часы, поняла, что Егорку давно пора кормить.

«Вот балда, — ругала я себя, приклады­вая малыша к груди. — Бедный ребенок умирает от голода, а мамаша в вокале уп­ражняется».

Наевшись, Егорка уснул, а я решила, что можно немного расслабиться, и отправилась в душ. Но стоило мне включить воду и встать под упругую струю, из комнаты донесся жа­лобный крик. Я выскочила из ванны, на ходу накидывая халат на мокрые плечи, взяла кро­ху на руки и принялась ходить с ним по комна­те. Через какое-то время мое внимание прив­лек странный звук. Шумела вода, переливаясь через край ванны. Уложив Егора в кор­зинку, я кинулась в ванную. Оказалось, что в отверстие для стока воды попала мочалка. Ед­ва я устранила последствия потопа, подошло время очередного кормления малыша.

Когда пришел Олег, я в изнеможении сиде­ла в кресле — встрепанная и в мокром халате. Квартира была празднично украшена сохну­щими половичками, спасенными из ванной.

— А вы, я смотрю, неплохо проводите время, — заметил супруг, целуя меня в ще­ку. — Что у нас сегодня на ужин?

— Ой, кажется, ужина нет, — смутилась я.

— Ничего страшного, — бодро возвес­тил Олег. — На этот случай у нас имеется

стратегический запас пельменей.

Наскоро проглотив пельмени, я едва ус­пела вымыть посуду и снова кинулась к малы­шу, который настойчиво требовал внимания.

В комнату вошел Олег.

— Эх, хорошо дома! — промурлыкал он, вытягиваясь на диване и с умилением наб­людая процесс кормления сынишки.  — Правда, дорогая?

— Да-да, — поспешно закивала я, хотя больше всего на свете мне в этот момент хоте­лось снова оказаться в роддоме, где не надо мыть посуду, заботиться об ужине и уборке квартиры.

Я — Мама

Наконец подошел к концу этот долгий «первый» день дома. Поужинав около полу­ночи, малыш уснул, я тоже легла и выключи­ла свет. Но сон не шел. То мне казалось, что ребенок мерзнет, и я кидалась к нему с оде­яльцем. Потом решала, что ему слишком жарко и сдергивала одеяло, опасаясь потни­цы. Поупражнявшись таким образом пару часов, я все-таки задремала, однако через некоторое время вновь подскочила от непри­ятного чувства — что-то не так. Мой ребе­нок не дышал! Боясь пошевелиться, я нап­ряженно вслушивалась в ночную тишину. И вот, когда сердце уже готово было выпрыг­нуть из груди от ужаса, Егор протяжно вздохнул, словно сообщая мне: «Мамочка, со мной все хорошо, не волнуйся...»

От облегчения я заплакала, уткнувшись в подушку. Егор не замедлил откликнуться жалобным писком. Лишь приложив малыша к груди и услышав его аппетитное причмоки­вание, я окончательно пришла в себя.

Нежно поглаживая крошечную ручку, я размышляла: «Интересно, молодые мамаши все такие нервные или одна я ненормальная?»

Следующим утром нас посетила патро­нажная сестра. Осмотрев Егорку, она сказа­ла, что все идет хорошо и мы уже сегодня мо­жем отправиться на небольшую прогулку.

Минут сорок я потратила на выбор наря­да для первого выхода в свет. Нам надарили целый ворох очаровательных детских вещи­чек, но... мне безумно хотелось самой отпра­виться в магазин и выбрать какие-нибудь малюсенькие носочки или брючки, хотя в этом не было совершенно никакой необходимости. Что ж, придется потерпеть, благо малыши быстро растут.

И вот мы шагаем по аллее. Я ловлю себя на том, что все время улыбаюсь. Меня бук­вально распирает от гордости. Теперь я не просто женщина, я Мама, и к тому же у ме­ня самый лучший в мире Сын.

Страшная тайна

Купание стало для нашего крохи люби­мой забавой. Стоило положить его в корыт­це с водой, как он заметно оживлялся и на­чинал энергично двигать ножками. А еще мы с Егоркой полюбили бродить по квартире и говорить обо всем, что нас окружает.

— Посмотри, малыш, это часики. Слы­шишь, как они тикают? А это лампочка, — я щелкаю выключателем, и Егорка недоволь­но щурится. — Ясно, лампа нам не понрави­лась. А вот сковорода, на ней я жарила твои любимые морковные котлетки. Помнишь?

Егорка смешно морщит носик и... чихает.

— Что ты имеешь в виду? — уточняю я. — Наверное, что мамино молочко все равно вкуснее? Ну ладно. Пройдет совсем немного времени, и ты сам мне обо всем расскажешь.

В ответ Егор забавно двигает бровками и выпячивает губу, демонстрируя полное по­нимание обсуждаемой проблемы.

Кстати, еще в роддоме я заметила, что глазки у Егора голубые, и это меня очень удивило. Ведь у меня глаза зеленые, а у мужа карие. Но доктор объяснил, что многие ма­лыши появляются на свет с голубыми глаза­ми. Это вызвано отсутствием пигмента. И лишь только к году глаза ребенка приобре­тут свой постоянный цвет.

Маленькие ноготки приходилось стричь каждый день: стоило им чуть-чуть отрасти, и они становились острыми как бритва. Поэтому я предпочитала надевать малышу специальные рукавички. Однако на днях Егорке удалось избавиться от од­ной из них, и он поцарапал себе щечку, на которой мгновенно появилась крошечная капелька крови. Как же испугался наш па­па, застав нас дружно рыдающими посреди комнаты!

Я изо всех сил старалась поддерживать грудное вскармливание. Наш педиатр поре­комендовал для увеличения количества молока есть понемногу, но часто, и пить как можно больше жидкости. Думаю, сидя на та­кой диете, мне еще не скоро удастся поху­деть. Впрочем, эта проблема меня сейчас ма­ло волновала. Я очень уставала, крутясь как белка в колесе с утра до поздней ночи. Дни были похожи друг на друга, как близнецы -братья, и ползли мимо бесконечной чередой, не оставляя в моей душе ни малейшего следа, а мечта о том, чтобы просто выспаться, пос­тепенно превращалась в навязчивую идею.

Всем своим естеством я чувствовала не­отвратимое приближение так называемой послеродовой депрессии, о которой так много читала еще во время беременности. Олег изо всех сил старался отвлечь меня от мрачных мыслей. А когда я сообщила о том, что навсег­да останусь толстой, он неожиданно произнес:

— Дорогая, я должен открыть тебе страшную тайну. Ты готова?

Я энергично закивала головой, сгорая от любопытства.

— Знаешь, — начал Олег, не глядя на меня. — Я всю жизнь мечтал о... толстой же­не. А если она еще будет ежедневно варить мне пельмени, то я буду счастлив с ней до конца моих дней.

Несколько секунд я ошеломленно смот­рела на Олега, потом не выдержала и расхо­хоталась.

— Врешь ведь, а все равно приятно, — взгромоздившись супругу на колени, я креп­ко обняла его за шею.

Ну о какой депрессии может идти речь, когда рядом со мной двое самых лучших муж­чин на свете.

Все будет хорошо...

В субботу нас пригласили на свадьбу на­ши лучшие друзья, поэтому отказаться не было никакой возможности. В честь такого события я купила новый костюм, уложила волосы в изящную прическу. Потом вызвала на подмогу маму и, оставив ей бутылочки со сцеженным заранее молоком, отбыла вместе с супругом в ресторан.

Откровенно говоря, я была рада немного отдохнуть, побыть среди друзей, сменить обстановку. Прибыв на место, я позвонила маме, убедилась, что дома все в порядке, и твердо вознамерилась отдохнуть по полной программе. Однако через два часа поняла, что безумно скучаю по сынишке.

— Кажется, я уже наотдыхалась, — произнесла я, жалобно глядя на мужа.

— Правда? — неожиданно обрадовался Олег. — Тогда поехали, а то у меня что-то сердце не на месте.

Дома мы застали идиллическую картину: Егор мирно посапывал в своей корзинке, а рядом дремала в кресле утомленная бабушка.

Я склонилась над малышом. Завтра ему исполнится месяц — это наш первый день рождения. Как он подрос за это время, ок­реп. Почувствовав мой взгляд, Егорка зак­ряхтел и открыл глазки. Когда я взяла его на руки, он пристально посмотрел на меня и не­ожиданно... улыбнулся. Это длилось всего мгновенье, но и его хватило, чтобы мою душу покинули все тревоги, страхи и сомнения. На освободившемся месте тут же воцарилась твердая уверенность в том, что все будет хо­рошо. Ведь я держала на руках само Счастье.